находилась почти напротив дома Хейзел Лоринг. Сама железная калитка, когда-то зеленая, а теперь ржавого цвета, была обращена к западу, где перед ней проходила гравийная дорожка.

Возле калитки прохаживались невысокая девушка с золотистыми волосами, в шубе, и высокая, неряшливого вида фигура в макинтоше с фотоаппаратом в руках. Окликнув их, инспектор Белл встал у них на пути и заговорил.

Генри Ашвин, фотограф, воспринял это спокойно, он всего лишь натянул шляпу на большие торчащие уши и с виноватым видом пожал плечами. Но безмерное изумление Жаклин быстро сменилось негодованием. Она искренне верила, что помогает расследованию, и не могла взять в толк, что нужно этому человеку.

— Да не будьте вы таким верблюдом! — кричала она, пытаясь урезонить инспектора. — Вы ничего не понимаете. Я Дюбуа из «Дейли рекорд». А это мистер Ашвин из «Дейли рекорд».

— Я знаю мистера Ашвина, — недружелюбно произнес Белл. — Последний раз вас спрашиваю, вы уйдёте сами или вас вывести силой?

— Но вы же этого не сделаете!

Белл удивился.

— Почему вы так думаете?

— И с представителями прессы вы тоже не должны так разговаривать. Это некрасиво, и у вас у самого будут неприятности. Генри, мне не нравится этот человек. Выбросьте его отсюда, и мы продолжим заниматься делом.

— Ашвин, — промолвил Белл, — эта девушка совсем сума сошла?

— Извините, инспектор, — ответил Ашвин, — я сейчас все улажу. Послушайте, Жаки, у нас тут не Франция. Это я и пытался вам втолковать всю дорогу. В Англии журналистам не разрешается…

— Так вы не сделаете этого?

— Я не могу, Жаки.

— Ну все, я рассердилась, — сказала Жаки и с видом холодного величия сложила на груди руки. — Черт возьми, я жутко рассердилась, и за это я не расскажу вам ничего о зацепке, которую я нашла.

— Зацепке? — резко произнес Белл.

— Ха! Теперь, значит, вам интересно со мной беседовать, да? — воскликнула Жаклин, качая головой из стороны в сторону. Но тут ее тон изменился, она заговорила робко, заискивающе: — Пожалуйста, поймите, я хочу быть хорошей и хочу, чтобы вы были хорошим. Я могу помочь вам, если вы не прогоните меня. Мне кажется, я знаю, что случилось здесь прошлой ночью. Как только я услышала, что ботинки мисс Лоринг были расстегнуты и что при ней были парик и очки…

Белл быстро повернулся к ней.

— Откуда вам известно, что у нее были расстегнуты ботинки? И насчет парика и очков? В газеты об этом не сообщалось.

Сумерки сгущались над голыми деревьями парка. Ничто не нарушало темноту, кроме небольшого огонька такси, которое ездило по площади, шумно гремя мотором. Жаклин открыла сумочку и достала большой прямоугольный лист глянцевой бумаги.

Это была фотография Хейзел Лоринг, снятая спереди с расстояния в несколько десятков футов. Тени находились за фигурой, поэтому отчетливо была видна каждая деталь: прямая спина, безжизненно опущенные руки, запрокинутая голова, мускулистые ноги и ботинки, на которых были четко видны расстегнутые пуговицы.

— Откуда это у вас? — вскричал Белл.

— Это мое, инспектор, — признался Ашвин. — Сегодня утром, до того, как там все убрали, я перелез через ограду. Если бы я вспышкой воспользовался, ваши люди меня сразу бы заметили, но в десять уже хорошо светило солнце, так что я просто сделал один снимок и убрался побыстрее.

Маленькие глазки Ашвина блеснули из-под его поношенной шляпы. В парке уже стало так темно, что в его лице почти ничего нельзя было рассмотреть, кроме этого блеска да еще признаков того, что ему пора побриться. Если обычно он держался довольно развязно, то сейчас, напротив, всем видом излучал смирение, да к тому же стал обвинять Жаклин.

— У меня в мыслях не было использовать эту фотографию, клянусь! — сказал он и, кивнув на девушку, продолжил с обидой в голосе: — Она ее у меня украла, хотя я даже не собирался ее показывать…

— Ботинки! — настойчиво повторила Жаклин.

Белл снова развернулся к ней.

— Что ботинки?

— Ботинки и есть зацепка, — просто сказала она. — Вы не спрашивать меня, как я получаю информацию. Про парик и очки я узнала, можно сказать, от служанки мисс Лоринг. Но я готова рассказать то, что поможет вам разобраться с этим делом, и провалиться мне на месте, если я вру.

Белл заколебался.

— Если это какая-то игра, — отрывисто произнес он, — кое у кого будут крупные неприятности. Я вас предупредил. Но если у вас есть что рассказать, говорите.

Жаклин с довольным видом приосанилась.

— Вы разве сами не видите, что по этим ботинкам можно определить, что здесь произошло?

— Если честно, нет.

— Ах, вот поэтому и нельзя расследовать убийства женщин без помощи женщин. Сейчас я вам покажу. Видите на фотографии, что у ботинок очень высокие каблуки? Видите?

— Да.

— И застегнуты они только одним ремешком и одной пуговицей на… как это… zut!

— Подъеме?

— Я прекрасно говорить английский, спасибо, — холодно произнесла Жаклин. — Я обходиться и без вашей помощи. И к вашему сведению, я как раз подумать сказать «подъем». Но вы до сих пор не понять? Нет? — Голос ее сделался заискивающим и зазвучал сладко, как мед. — Если я вам сказать, вы сделать для меня кое-что? Вы будете хорошим? Разрешите напечатать то, что я захочу?

— И не надейтесь.

— Ах так! Значит, я вам ничего не рассказывать.

Тут чаша терпения Адама Белла переполнилась. Еще никогда за свою карьеру он не встречал ничего подобного. Да, карьера его была не такой уж долгой, но у Жаклин она вряд ли была дольше. Он решил, что больше не станет терпеть эту чушь и поставит зарвавшуюся девчонку на место, причем в самых прямых выражениях.

Он уже открыл рот, чтобы это сделать, когда на фасаде дома № 22 промелькнул приглушенный свет — это открылась и закрылась дверь.

Как только Белл услышал отчетливые шаги на дороге, его охватило предчувствие беды. Приземистая фигурка без верхней одежды и с развевающимися волосами спешила в сторону парка.

Когда фигурка приблизилась, Белл увидел, что по лицу мисс Элис Фармер текут слезы.

— Это из-за вас! — сказала она Беллу. — Боже, ну почему вы ушли? Если бы вы остались с ним…

— Тише, успокойтесь. Что случилось, мисс Фармер?

— Ваш сержант уже позвонил в «скорую» и говорит, что они смогут его спасти, но, боже мой, если они его не спасут, я не знаю, что буду делать. Боже, боже, это даже страшнее, чем… — Тут она совладала с собой и сказала: — Извините. Это несчастный мистер Хойт. Он отравился. Не могли бы вы вернуться в дом?



Адам Белл смог поговорить с Хойтом только на следующий день. В то утро в кармане Белла лежал последний выпуск «Дейли рекорд». И он думал о том, как заместитель комиссара воспримет историю Жаклин Дюбуа.

Сиделка провела его в небольшую палату, где Эдвард Хойт лежал среди подушек на белой железной кровати. Элис Фармер сидела на скрипучем кресле-качалке у окна и смотрела на снег, засыпающий Кенсингтон-Гарденз.

— Глупый поступок, сэр, — негромко произнес Белл. — Я это понимаю, инспектор.

— Зачем вы это сделали?

— А вы не догадываетесь?

Хойт кисло улыбнулся. Его руки со змееподобными венами неподвижно лежали на одеяле, безразличный взгляд устремился на потолок. Вчера казалось,