покинувших ее, которые звонили ей каждую неделю из Лондона, где жизнь совсем не такая, как на севере Англии. Давно покинувшие ее вместе со своим отцом. Такова правда, ничего не попишешь. Теперь она не понимала, как случилось, что она обзавелась ими, и единственное объяснение находила в том факте, что гормоны — не лучшие советчики при выборе партнера. Человек, за которого она вышла замуж, оказался злым, даже жестоким, и этот жизненный опыт она попыталась забыть и трансформировала его в любовь к мужчинам, не склонным к насилию. Как говорила ее лучшая подруга Молли, самые неприятные ошибки иногда могут приводить к замечательным последствиям. Вот только ошибки эти, как в ее случае, иной раз длятся годами.

— Абдули — хороший мальчик, — выразительно сказал управляющий. — Абдули присматривать за вас. Он чуть подался вперед и доверительным тоном прибавил: — Он несчастный, этот мальчик. Очень.



«Называть Абдули мальчиком неправильно», — подумала Одри, когда увидела его. Абдули был совсем не мальчиком, а мужчиной почти сорока лет, и сам нуждался в присмотре. На этом гамбийском пляже было много красивых молодых людей. В свой первый день здесь, выйдя рано утром на пляж, Одри какое-то время наблюдала за ними с тем же безучастным удовольствием, с которым смотрела бы на серию движущихся картинок. Бесконечными упражнениями они доводили свои тела до совершенства, надеясь попасть в футбольную команду. Хорошая физическая форма могла обеспечить юношу работой или даже сделать знаменитостью. Абдули не был одним из них. Огромный рост, шоколадного цвета кожа, широкий торс, один глаз немного косит. Он рассказал, что его жена и ребенок давно погибли в пожаре, и у него не было достаточно сил или денег, чтобы завести новую семью. Он делал то, что мог делать, говорил он. Абдули считал себя слишком старым для надежды, он не был молодым прекрасным львом. Если бы он был молод, Одри даже не посмотрела бы в его сторону. Однако, окажись он на главной улице ее родной процветающей деревни, под серым английским небом, в глазах ее зеленоглазых земляков он наверняка выглядел бы как бог.

Живя осторожной независимой жизнью, Одри избегала необдуманных поступков так же, как она избегала прямого солнца. И никогда не занималась поисками мужчины. Европа была для нее местом, где, путешествуя, она знакомилась с другими женщинами-путешественницами. Африка стала жестоким ударом по всем ее чувствам. Бедность доводила ее до отчаяния, всеобщее бескультурье бесило; от запахов у нее кружилась голова, от ярких цветов рябило в глазах, а солнце сделало из нее красавицу.



То было в июне. Сейчас стоял ноябрь. Абдули лежал на кровати в крошечной гостевой спальне ее маленького коттеджа, согнувшись в три погибели, чтобы уместиться на ней. Никогда еще он не жил в таком достатке, но, глядя на него, можно было подумать, что он умирает. Здесь его косоглазие и кривизна зубов были заметны намного сильнее, чем на золотых пляжах или среди буйной зелени, подбирающейся к самому берегу. Лежа на ее белоснежной подушке, он и сам как будто побледнел. Блузка скрывала испарину, выступившую на ее теле, на его коже пот блестел, как капли воды.

Одри любила его больше жизни, и больше всего на свете она хотела его убить.

Они были женаты десять недель.



Для этих вечно улыбающихся перед туристами африканцев женский возраст как будто не имел никакого значения. Абдули дрожал, когда она прикасалась к нему, он словно был связан с ней невидимыми нитями. На девушек он не смотрел. Он смотрел на нее так, будто она была живым воплощением красоты. Они научились шутить, используя незначительный запас слов и универсальный язык жестов. Понимание между ними казалось безграничным и искренним, если учесть, в каких условиях оно формировалось. Ни он, ни она не считали, что их расцветающая любовь как-то привязана к пляжу. Этот цветок был слишком прекрасен, чтобы принадлежать одному месту. Управляющий гостиницей однажды благосклонно улыбнулся и, приложив палец к носу, сказал:

— Любовь здесь витает в воздухе, миссис Баретт. Или это весна?



«В конце концов, — думала она, предвкушая реакцию Молли, — что мне терять?» Нет ничего геройского в том, чтобы полюбить мужчину и предложить ему жениться. Вообще-то потребовалось бы гораздо больше смелости, чтобы уйти в сторону, зная, что остаток жизни будешь представлять, как все могло бы быть. Сидя в своем обсаженном розами коттедже, после очередной реформы системы образования, слишком рано уйдя на пенсию, при деньгах, но с пустотой в сердце. Когда не будет учеников, когда не о ком будет заботиться, когда у жизни не будет ни смысла, ни цели. Совсем другая жизнь представилась ей, когда Абдули признался, что любит ее и что любовь всегда находит дорогу к сердцу. Одри Баретт станет учить этого смешного печального мужчину, который не знал, что такое злость. Вечером того дня, пока кондиционер остужал ее разгоряченное тело, она заснула у себя в номере, думая о том, как это будет здорово. Во сне она видела свой триумф.



Сейчас она не только думала о жестоком убийстве, но и решилась идти до конца. Свет фонаря, стоявшего за окном, отбрасывал странные тени на потолок, когда деревья под порывом ветра начинали насмешливо качать голыми ветками: дура, дура, дура; вздыхая и бранясь, шепча, что нет дурака глупее, чем дурак, предоставленный самому себе. За эти десять недель Одри постарела на десять лет. Они так и не узнали друг друга в библейском смысле, как по-книжному называла это ее дочь. Это было одно из тех лакомств, которые берегутся для подходящего случая до тех пор, пока не истекает их срок годности, после чего они уже не кажутся чем-то соблазнительным, а потом о них и вовсе забываешь. Однако осознание этого пробудило давно спавшую в ней гордость. В ней осталось что-то такое, чего она не раскрыла ему, к чему не позволила прикоснуться, хотя причиной тому было то, что он сам этого не хотел. Один маленький кусочек Англии все еще остался нетронутым.

— Я выхожу замуж, Молли.

— Да ты что?! Не верю.

— Он вдовец, я познакомилась с ним в отпуске, мы с ним прекрасно ладим, так почему бы нет?

Она не испытывала ни тени сомнения, когда все устраивала, когда, едва вернувшись домой, начала организовывать его перелет; когда, не сказав ни слова, заплатила за все из своего кармана; когда занималась бумажной волокитой и когда, невзирая на насмешки и оскорбления, продолжала добиваться своего. Все это было намного проще, чем рассказать об этом Молли или дочерям. Известие это, конечно же, стало для них громом среди ясного неба.

— Да, и он, разумеется, черный, — обронила она в конце, как нечто незначительное, не найдя в себе смелости добавить, что черный — это всего лишь иллюзия цвета и что окончательное решение она приняла, когда однажды застала его спящим у двери своей спальни.

Абдули спал, как младенец, не испытывая ни малейших неудобств от того, что лежать ему приходилось на бетонном полу. Человек, способный на такое, заслуживал лучшего. Нельзя сделать хуже человеку, у которого ничего нет, его можно только изменить.

Тишина в телефонной трубке