9


Розетта подала воскресный обед ровно в 14:00. Это было четное воскресенье месяца, поэтому ее «жених» Уолтер тоже присутствовал. Сальваторе тоже пришел вместе с очередной моделью, которую звали Кэрол.

— Это мой отец, — сказал он, представляя ее Старику. — И мать. А это Кэрол. Она позирует мне.

— Здравствуйте, — сухо обронила Мама. Кэрол не была похожа на потенциальную сноху.

— Приятно познакомиться. Чувствуйте себя как дома. — Старик тепло пожал руку Кэрол.

— Это мои племянница и племянник, Мария и Давид.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Джину ты уже видела. За миской с салатом — это Розетта, рядом с ней Уолтер. А этот парень с фингалом под глазом — мой брат Анджело. Кстати, он сейчас расскажет нам, как его заработал.

Кэрол поздоровалась с остальными членами семьи, и все сели за стол.

Вообще-то единственное, чего никак не мог вспомнить Анджело, — когда его ударили в глаз.

— Я просто волновался, что этот подонок что-то с Джиной сделал.

Джина сказала:

— Его мать плакала, я пыталась ее успокоить. Она же наш клиент все-таки.

— Но я-то этого не знал.

— Нет.

— Ну вот, сижу я на этом типе, — начал Анджело, — и провожу гражданский арест…

— Опасно. Очень опасно, — покачал головой Старик.

— Я думал, что взял его с поличным, — продолжил Анджело. — Думал, у него в багажнике два чемодана краденого. Я сам видел, как он их туда клал. Видел, как он закрывал багажник. Я думал…

— Но то было четыре часа назад.

— Я знаю, знаю, знаю. Я сам больше всех удивился, когда полицейские открыли багажник, а там ничего не оказалось.

— Да, это был напряженный момент, — согласилась Джина.

— Я уж думал, меня сейчас за тяжкие телесные упекут, — признался Анджело. — У меня, конечно, есть там друг Чарли, но после такого он бы вряд ли смог меня вытащить.

Анджело замолчал и обвел взглядом обращенные к нему лица.

— Ну а дальше-то что? — сказал Сальваторе. — Почему это ты сейчас сидишь тут и улыбаешься, а не дожидаешься суда за решеткой?

Джина сказала:

— Когда мы выходили, мой Анджело говорил, что сможет разобраться с полицией.

Анджело сказал:

— Меня не оставлял в покое телефон в машине Хатуэлла.

— Когда я за ним следил, он им не пользовался, — сказал Сал.

— А при мне с Давидом… — Анджело повернулся к Давиду, который улыбался гостям. — При мне с Давидом он им пользовался дважды. И после каждого разговора ехал к какому-то дому. В первый раз он взял чемоданы, во второй раз ничего не взял, и все равно это меня беспокоило. А потом я подумал, что каждую ночь он бывает в кафе, где собираются таксисты. В первую ночь он ел в одиночестве, во вторую — с каким-то таксистом. Главный вопрос с этими телефонными звонками — кому он звонил.

— Тут мой мальчик сложил два и два… — Старик с гордым видом посмотрел на Кэрол.

— И получил двадцать два, — вставил Давид.

— И на этот раз мне повезло, — не обратил на сына внимания Анджело.

— И кем же он оказался?

— Я решил, что Хатуэлл работал в паре с таксистом. Таксист, забирая пассажиров, замечал, заперли ли они дверь, остался ли кто-нибудь дома, и потом, отвезя их до места назначения, звонил Хатуэллу и называл адрес. Хатуэлл ехал на указанный адрес, убеждался, что дома никого нет, и, если ничего не мешало, заходил в дом.

— Кошмар! — ахнула Кэрол.

— Бывало такое, что таксист не встречал подходящих пассажиров, а может, у него просто были выходные — по-моему, в твою ночь так и случилось, Сал.

Сальваторе кивнул.

— Но в пятницу вечером им крупно не повезло. Полиция подсчитала, что в чемоданах разных вещей было почти на две тысячи. Чемоданы они изъяли у таксиста. Возвращаясь с ночной смены, он проезжал мимо дома Хатуэлла. У него был дубликат ключей от багажника «опеля», так что забрать чемоданы ему не составило труда. В шесть часов утра его никто не заметил.

— Чемоданы все еще лежали в багажнике такси, когда его взяли полицейские, — добавила Джина.

— А как вы вычислили таксиста? — спросила Кэрол.

— О, это заслуга Давида, — сказал Анджело. — Это он заметил номер его машины, когда тот выезжал на смену. Хватило пары слов с его диспетчером.

— Всей работы на одну ночь, мэм, — похвастался Давид.

Кэрол улыбнулась.

— В полиции говорят, это поможет им раскрыть около сорока дерзких квартирных краж, — сказала Джина.

— Молодец, брат, — произнес Сальваторе с неподдельной гордостью.

— Спасибо.

— Ну что, люди, готовы есть? — спросила Розетта.

— Чем ты нас сегодня побалуешь? — поинтересовался Старик.

— Лингуине с моим особым соусом, — сказала Розетта.

— На итальянском это означает «язычки», — перевел Старик для Кэрол и повернулся к Розетте. — А почему нет карри?

Со всех сторон послышался смех.

— Семейная шутка, объяснил Сальваторе.

— Знаете, Кэрол, — старик снова повернулся к натурщице, — один раз, один-единственный раз я занимался делом о настоящем убийстве.

— О боже! — Кэрол отшатнулась.

— Этого человека звали Норман Стайлс, и он был мелким букмекером.

Раздался второй, еще более громкий взрыв смеха. Смеялись все, кроме Старика.





ЭЛИЗАБЕТ ФЕРРАРС

Правосудие в моих руках




Элизабет Феррарс (1907–1995) (ее настоящее имя Морна Браун) — писатель плодовитый. За более чем четыре десятилетия литературного творчества она опубликовала около семидесяти романов. Она была замужем за известным ученым, профессором ботаники Робертом Брауном, поэтому вращалась в научных кругах, что нашло отражение в нескольких ее романах. Более того, один из ее серийных персонажей, сыщик Эндрю Басснетт, сам является бывшим ботаником. В другой серии, которую писательница, к сожалению, не закончила, главными героями являются Вирджиния и Феликс Фреер — разлучившаяся, но не разведенная семейная пара. Элизабет Феррарс была в числе основателей Ассоциации писателей-криминалистов — крупнейшей организации писателей детективов Великобритании.





~ ~ ~


Я никогда никого не убивала.

Однажды я взяла правосудие в свои руки, и, если бы дело было пятьдесят лет назад, это могло бы окончиться тем, что, пожалуй, можно назвать убийством, поскольку тогда высшая мера наказания была еще действительно высшей. А послать человека на виселицу, даже если он заслужил это по закону, — это, в определенной степени, тоже убийство. Но то, что называется пожизненным заключением (хотя можно ли в таком случае говорить о жизни?), которое к тому же сокращается до десяти лет за хорошее поведение, — это совсем другое… Совсем другое, поняла я за прошедшие годы.

Восемь лет назад моя бабушка, а вернее, двоюродная бабушка Эмма однажды утром позвонила мне и стала настойчиво упрашивать меня приехать к ней.

— Дороти, дорогуша, я знаю, что ты страшно занята, поможет быть, ты выкроишь пару деньков, чтобы съездить к нам в конце недели? — сказала она. — Ты же знаешь, что я болею, правда, и я хочу тебе кое о чем рассказать, до того как… В общем, как можно скорее.

Ее старый скрипучий голос немного дрожал. Ей было восемьдесят шесть, и несколько месяцев назад — так мне сказала моя сестра Марион, которая жила с ней, — у нее случился небольшой инсульт. Учитывая ее возраст, старая женщина поправилась